Любой автор, даже такой по-ленински скромный и начисто лишенный амбиций, как я, всё же небезразлично относится к читательским отзывам (по-английски и на иврите это называется фидбэк). Моя почта за последние четыре месяца исчерпывается одним благодарственным письмом от беэр-шевского пенсионера; двумя-тремя надушенными конвертиками с выпадающим из них гербарным лепестком и писанным трепетной гимназической рукой номером телефона; а также дюжиной гневных требований расширить объем рубрики, а фотографию автора похерить. И я вовсе не в обиде на просвещенную публику, откликнувшуюся бурным потоком писем на гутинских «вонючих русских». А ведь я в том же номере с них начал, да еще и на иврите, да и с транскрипцией!

Я благодарен всем моим корреспондентам. Я искренне рад за пенсионера, который, по его собственному выражению, «начал понемногу врубаться в эту тарабарщину». Я живо и глубоко сопереживаю тем трогательным другим; и пусть помнят, что «любовь — это только лицо на стене, любовь — это взгляд с экрана».

Я с пониманием отношусь к вполне еврейскому требованию запретить человеческое изображение; но скорее Ликуд возглавит правительство, чем я позволю снять свою фотографию. Но вот последнему письму, кажется, удалось выбить меня из колеи. Оно заставило меня надолго задуматься, пересмотреть взгляды на жизнь и ее смысл. Словом, оно меня потрясло. Привожу его с небольшими сокращениями:

Уважаемый господин Главный Редактор!

Я постоянный и преданный читатель вашей газеты. Считаю ее самым лучшим, грамотным и интеллигентным русскоязычным изданием в Израиле. Но к моей досаде и к досаде многих других, на страницы газеты пробрался опасный хулиган. Я, конечно, имею в виду господина Аркана Карива. Под видом преподавания так называемого разговорного языка он делает достоянием прессы площадную брань и отборную нецензурщину. Ухмыляясь с газетной страницы ухмылкой потертого ловеласа, он дискредитирует русское печатное слово, развращает молодое поколение и оскверняет память Черняховского, Бялика, Шленского и других русскоязычных деятелей культуры, внесших неоценимый вклад в развитие языка иврит.

Александр Шмуклер, Рамат-Ган

Господин Шмуклер! Вы проняли меня! Сегодняшнюю рубрику я посвящаю Вам!

Я ни в коем случае не хочу вступать в полемику, —

על טעם וריח אין להתווכח

[аль таам ве-реах эйн леhитвакеах] — О вкусах не спорят.

Правда, один мой дружбан, тоже большой любитель поиграть в слова, переиначил эту пословицу так:

על זין ומוח אין להתווכוח

[аль заин вэ-моах эйн леhитвакоах].

Все слова здесь должны быть вам понятны, кроме разве что «леhитвакоах». Оно-то и является авторским неологизмом, поэтической вольностью. Впрочем, со времен Бялика и Шленского в иврите таки появился настоящий новый биньян, который не проходят ни в ульпане, ни в хедере: hитпуаль. Сочетает в себе возвратное действие со страдательным залогом. Например:

התפותר

[hитпутар], соединивший в себе

התפתר

[hитпатэр] уволился и

פותר

[путар] был уволен (сравните с русским его ушли). Точно так же «работает» глагол

התנודב

[hитнудав] — делать что-нибудь в добровольно-принудительном порядке.

В психушке номер 14 города Москвы это называлось трудотерапия. На иврите —

ריפוי בעיסוק

[рипуй бэ-исук].

Обычный глагол добровольно вызваться —

להתנדב

[леhитнадэв]. Рыхловатых, но милых голландских волонтерок в киббуцах русские называют митнадевочками. У них вообще репутация

מזרון של הקיבוץ

[мизрон шель hа-кибуц] — киббуцных подстилок. А я думаю, что они просто добрые.

Мы упомянули мельком слово дружбан. Я его люблю в русском и люблю его, как мне кажется, довольно точный эквивалент в иврите —

סאחבק

[сахбак].

יושבים ככה, מדברים, סאחבקים

[йошвим каха, медабрим, сахбаким] Сидим, болтаем так, по-дружески, по-свойски.

Сахбак — слово арабское. Так же как и ахуй — мой брат. Знакомый араб на рынке, когда я к нему так обратился, поднял на меня исполненные вечной семитской тоски глаза и спросил:

אתה מתכוון ברוסית?

[ата миткавен бэ-русит?] Ты имеешь в виду по-русски?

Кстати, солдатский клуб на любой базе называется

סאחבקיה

[сахбакия]. В нашей на стене была нарисована симпатичная курица и свирепый повар с огромным ножом. Надпись гласила:

עד החתונה זה יעבור

[ад hа-хатуна зэ яавор] До свадьбы заживет.

(аж в главе 23 третьей книги Аркан возвращается к сахбакам и сахбакиям - примечание редакции)

Вообще любое удобное и уютное местечко в армии называется зуля. Некоторые представители криминальной молодежи на гражданке называют так малину — не ягоду, а ту, с Муркой...

זולה

[зуля] 1.любое удобное и уютное местечко в армии 2.«малина»

Мне хотелось бы коснуться некоторых аспектов израильской фени. Но мешают две вещи: во-первых, израильское воровское арго — назовем его так — меняется с фантастической быстротой и имеет хождение среди довольно узкого круга избранных граждан. На иврите —

החבר'ה הטובים

[hа-хеврэ hа-товим]

А во-вторых, я боюсь Шмуклера. Но одно-два выражения, метафоричности которых позавидовал бы сам Шленский, я всё же приведу. Как сказать на иврите пописать? В смысле, бритвочкой? —

לעשות כיפה עדומה

[лаасот кипа адума] буквально: Сделать красную шапочку.

Правда, поэтично?

Другое выражение с тем же смыслом:

לעשות ריצ'רץ'

[лаасот ричрач] Сделать змейку, молнию.

В следующий раз мы поработаем над переводом фразы бушлатом загоняю, падла!..

Copyright © A.Kariv. All rights reserved.