Написано в ожидании нового романа Виктора Олеговича «Тайные виды на гору Фудзи».
Все-таки прочел я роман Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота» – надо же чем-то занять себя в этой вечности – и был немало удивлен той простоте и душевности, что отличают его от более поздних опусов писателя. В ЧиПе нет ни вампиров, ни рептилоидов, ни айфаков, ни даже вездесущих масонов – есть лишь простые люди, живущие, правда, в непростое время (точнее, в двух временных пластах – в начале и в конце двадцатого века) и в еще более непростой стране: «у нас же страна зоной отродясь была, зоной и будет», как мило охарактеризовал ее Пелевин. «Даже если допустить, что власть в этой страшной стране достанется не какой-нибудь из сражающихся за нее клик, а просто упадет в руки жулья и воров... то и тогда русский интеллигент... побежит к ним за заказом» – обозначил автор роль придворных писателей и режиссеров в нынешней России. Рецензию на ЧиП писать не буду, отмечу только огорчившую меня аллюзию, да что там аллюзию – банальный пересказ эпизода из голливудского блокбастера «Правдивая ложь», как будто автору не хватило фантазии выдумать что-то более оригинальное!
Ну да ладно, с фантазией, как оказалось позже, у Пелевина все в порядке, что демонстрирует его iPhuck 10, перенесший меня с более или менее реального ЧиП-корабля на совсем уж виртуальный е-бал. Доподлинно не знаю, какие вещества использует писатель, но выдумать роман, где действующими (думающими, разговаривающими и даже совокупляющимися) лицами будут компьютерные программы – это что-то! Причем единственный живой персонаж во всей книге – Мара – оказался еще более заалгоритмизированным, чем остальные алгоритмы – герои романа. Вот уж где Пелевин дал волю своей фантазии! А еще иронии и сарказму, направленному одновременно на все сферы жизнедеятельности человека – на социально-политическое устройство общества («велферленды – это... поселения, где освобожденные от всех форм эксплуатации афроамериканцы свободно самовыражаются и делают, в общем, что хотят... Задач у обитателей велферлендов, по большому счету, две: рожать со скоростью, нейтрализующей любую электоральную угрозу, и голосовать за выделяющих велфер левых, которые благодаря этому держатся у власти»), на мораль («с добром и злом тоже начались проблемы – от имени добра стали говорить такие хари, что люди сами с удовольствием официально записывались во зло»), на «фальшивую философию и удивительно лживое, никчемное и дурное искусство», секрет которого в том, что «окончательное право на жизнь ему дает – или не дает – das Kapital. И только он один».
Но особенно досталось в этот раз Голливуду, штампующему апдейты и апгрейды, натыренные по мелочам из чужого контента. «Айкинематографу» присущ «полный отказ от всего, что может хоть ненадолго задержаться в умственном кишечнике... Сознание потребителя должно оставаться пустым и готовым к немедленному приему нового продукта». А продукты описанный в романе «энтертейнмент» выдает весьма развесистые. Взять хотя бы рекламу: «Если судить о далеком седалище Ебанка по приходящим оттуда роликам, то Лондон – это такое место, где вокруг радужно горящих стеклянных башен круглыми сутками ходят счастливые мультихороводы, и трансгендер с Ямайки помогает индиджинос полинезийцу под благожелательным взглядом дисэйбэлд аутиста смазать орифайсы коммунального андрогина рециклированным лубрикантом для одновременной тройной пенетрации... В общем, одна большая, солнечная и счастливая polygender restroom».
Да, у автора, без сомнения, богатый язык – великий и могучий, но, боюсь, уже не русский, от души исковерканный космополитической культурной аурой. Он сам его определяет, как «лингводудос», суть которого в создании и использовании «языковых конструктов, не отражающих ничего, кроме комбинаторных возможностей языка, с целью парализации чужого сознания. По сути это лингвистическая ddos-атака, пытающаяся "подвесить" человеческий ум, заставляя его непрерывно сканировать и анализировать малопонятные комбинации слов с огромным числом возможных смутных полусмыслов». Вот так вот! А немногочисленных, но смелых критиков своих нетленок Пелевин сразу же ставит на место: «Все блестящие специалисты по чужому творчеству оказываются... ничтожны в качестве творцов – более удачливые предшественники навсегда хакнули их головы, и оттуда теперь идет только вонь и дым». Чтоб даже и не думали!
И еще: iPhuck 10, как и прочие творения Пелевина, густо замешан на сексе со всеми возможными его вариациями и девиациями. И тут уж приводить цитаты я не стану, ибо роман целиком представляет собой одну большую секс-цитату – «настоящий гимн всем видам соития, когда-либо существовавшим в живой природе за последний миллиард лет».
10.05.2021 11:18
КОРОНА! Стук в дверь. Знакомый стук. Так стучат наши друзья с девятого этажа, когда идут к нам в ...
Комментарии
Надеюсь, так же оперативно вышлешь мне и "Тайные виды на гору Фудзи", как в свое время выслал iPhuck 10))
А пока дочитаю "вашего" Набокова)
В день нашей первой встречи она открыла для меня не панель на стене, не медиа-систему – а именно айфак. С корабля на е-бал, как я тогда элегантно выразился.
* * *
Она придвинулась к айфаку. Включился ее ТС-стимулятор, и она ощутила прикосновение моего мускулистого горячего плеча.
– Скажи честно... Ты уже был когда-нибудь... Ну, с женщиной? Через айфак?
– Был в каком смысле? Онтологическом?
– Блять. Ты баб ебал раньше?
* * *
У каждой женщины, между нами говоря, есть свое тайное сокровенное число: частота вибратора, при которой вероятность наступления множественных оргазмов максимальна. Не то чтобы это было точное и постоянное дигитальное значение, конечно... И все же. Частота Мары была шесть целых шестьдесят шесть сотых герца. Я не шучу.
* * *
Льстить женщине – особенно умной – нужно грубо и беззастенчиво, быстро кроя одну нелепость другой, а другую третьей, потому что на то время, пока вы щелкаете в ее голове допаминовыми тумблерами, ее острый интеллект впадает в спячку. Даже если она хорошо это понимает сама. Многократно проверено на опыте. Мало того, фольклор небезосновательно утверждает, что при таком подходе можно впендюрить прямо в день знакомства.
* * *
Начинается свидание.
И здесь мы понимаем смысл названия «Сопротивление» (движение Сопротивления в годы второй мировой войны во Франции – примечание мое).
Фон Брикен пытается добиться анальной пенетрации – но сфинктор Маре оказывается чуточку сильнее. Самую чуточку – так что у зрителя, участвующего в айфильме от лица фон Брикена, все несколько минут этой напряженнейшей борьбы присутствует полная иллюзия, что стоит нажать чуть сильнее... немного напрячься... Вот уже почти получилось... Нет, надавить еще самую малость, совсем немного... Но сопротивление каждый раз побеждает.
* * *
Сказать молодому и свежему уму: вот прочитай-ка для развития Хайдеггера, Сартра, Ведровуа и Бейонда – это как посоветовать юной деревенской красавице: чтобы познать жизнь, дочка, переспи по десять раз с каждым из двенадцати солярных механизаторов в вашем депо. Она это сделает, конечно – трогательная послушная бедняжка. И жизнь в известном смысле познает. Но вот красавицей уже не останется: во-первых, никогда не отмоет сиськи, а во-вторых, будет ссать соляркой до конца своих дней.
Маленькая улитка, приносящая большие деньги
Роман «Тайные виды на гору Фудзи» оказался на редкость цельным произведением с хорошей композицией, увлекательным сюжетом и неголоволомным, в отличие от предыдущих опусов Пелевина, языком. Здесь вы не встретите айфаковского «лингводудоса» или специальных терминов из «Лампы Мафусаила...», не имеющих широкого хождения, но успешно засоряющих мозги «непросветленного» читателя.
В романе автор возвращается к теме буддизма, поднятой еще в «Чапаеве и Пустоте», но делает это с таким сарказмом, что у меня лично пропало всякое желание исповедовать какую-либо религию вообще и дзен-буддизм в частности. Ирония Пелевина направлена, разумеется, не на сам буддизм, а на людей, решивших добиться неземного счастья мошенническим путем – не упорными духовными практиками, а получая сигналы прямо из мозга буддистских монахов, иными словами, решивших на чужом горбу въехать в рай. Конечно, не бесплатно, а за деньги, причем за очень большие деньги, поскольку героями романа являются три российских олигарха, что само по себе уже приятно – хотя бы люди, а не вагиноиды и спермозавры. Правда, без вагины у Пелевина и тут не обошлось: она, по мнению эзотерических феминисток, является источником всего сущего во Вселенной.
С одной стороны мужчины-олигархи, с другой – феминистки-игуаны. Вот вам Инь и Ян – единство и борьба противоположностей – та диалектика, которую за много тысяч лет до Гегеля и Канта придумали восточные философы. В романе у Пелевина мужская и женская линия существуют параллельно, почти не пересекаясь, а лишь соприкасаясь, вплоть до самого финала. Мужчины, с помощью выписанных стартапером Дамианом буддистских монахов, постигают секреты счастья, погружаясь в джаны, а бывшая одноклассница одного из олигархов – Таня – идет своей дорогой к счастью, причем весьма тернистой. Ирония сюжета в том, что все они, подобно маленькой улитке, взбираются по склону одной и той же горы – Фудзиямы, только с разных ее сторон: олигархи – по тропинке, протоптанной буддистами, а Таня – по скользкому пути последовательниц учения Кастанеды. И все-таки Пелевин не был бы Пелевиным, если бы в финале не привел к победе одну из двух противоположностей – разумеется, вагину, которая, как и в других его романах, символизирует западную цивилизацию. А фаллос у него – символ одной шестой части суши, что пугает мир своими ракетами, а собственных граждан вынуждает этот «символ» сосать.
Но если отбросить всю эту символику и прочий бред, навеянный постмодернизмом, то можно просто наслаждаться увлекательным рассказом о жизни Тани – бывшей красавицы и содержанки. Уже в третьем классе она догадалась, что красива, а в десятом так и вовсе расцвела – «в ней началась та неостановимая химическая реакция, которая сводит мужчин с ума и поддерживает жизнь на Земле». Однако процесс этот «неуправляемый и быстротечный», и волшебная карета Тани с каждым днем все больше становилась похожей на тыкву, что неуклонно катится «к утилизационному рву в компании других несвежих и побитых жизнью овощей». Всего за несколько лет Танина красота, что призвана спасти весь мир, увяла и не спасла не только мир, но даже Таню от надвигающейся старости и нищеты. И Таня приняла решение стать вопреки всему успешной женщиной – «не через чей-то морщинистый елдак, а с нуля, самой». В нелегком деле становления Тане неожиданно помогли «Новые охотницы» – воинственные феминистки, стремящиеся вернуть цивилизацию к матриархату и победить мировую «хуемразь» (по меткой классификации автора).
Тем временем у олигархов свои духовные искания. «Вот если бы можно было усилить оргазм до полной невыносимости, заполнить им все тело и душу, убрать из него судорожную суетливость и заменить неподвижным спокойствием, а потом растянуть на час или два, получилось бы нечто...» Однако способность получать удовольствие ограничена органами чувств, у которых узкая полоса пропускания, и насыщение наступает быстро – «с какого-то порога все наслаждения становятся чисто ментальными». А дальше недопросветленным олигархам сделалось и вовсе туго и пришлось им, как иным героям Достоевского, искать пути к спасению через самые страшные и неискупимые грехи – через падение.
И напоследок отмечу ставший уже традиционным «реверанс» Пелевина в сторону критиков. «Работу критика я еще могу понять – пересказал кое-как чужой сюжет, добавил запаха своих подмышек, и готово. Но этот-то даже объяснить не смог, о чем книга. Зато насрал». Вот так вот!
Как видите, со слогом у Виктора Олеговича полный порядок, его почитатели останутся довольны. Хотя именно этот роман я рекомендовал бы и тому, кто впервые откроет для себя Пелевина. Читается он на удивление легко, вовлекая с первых строк и не отпуская до самого финала. Такое чувство, что читая, летишь с горы на параплане, а не ползешь по склону как улитка – маленькая улитка, медленно-медленно взбирающаяся по Фудзияме.
16.10.2018
Для меня это единственный человек, с которым хочется общаться, полемизировать и спорить, то соглашаясь с ним, то нет, и всякий раз задавать вопросы, ответы на которые, быть может, он не знал и сам...
Читая и перечитывая его повести и романы, порою полностью отождествляешь себя с героями писателя, находя в глубине души своей как светлые, так и темные черты их характера. Таких правдивых психологических портретов не смог нарисовать ни один писатель в мире! Создается впечатление, что не только духовно, но и физически проживал он жизни своих персонажей, пропуская через себя, словно печень, всю подлость их и мерзость, а иногда всю красоту и благородство, но только иногда...
Ранняя смерть родителей, революционные кружки, каторга, ссылка, военная служба – всё это довелось пройти и испытать, прежде чем стал он величайшим писателем современности. «Никогда не выдумывайте ни фабулы, ни интриг. Берите то, что даёт сама жизнь. Жизнь куда богаче всех наших выдумок!» – советовал гений художникам будущего.
11 ноября 1821 года родился Фёдор Михайлович Достоевский
Кошмар графомана
Сегодня под утро мне приснился кошмар, в котором я будто бы пишу очередной рассказ, начинающийся словами: «Я человек больной... Я злой человек... У меня болит...» – а впрочем, у меня болит теперь всё – и печень, и голова, и горло: я подхватил грипп и третий день валяюсь в постели, где вместо любимого коньяка на сон грядущий пью лекарства и какое-то французское снотворное; но какое снотворное, такие и сны – то половые извращения в них, то графоманские, к примеру, вычурный язык моего опуса, где вместо двух-трех немудрёных слов, описывающих коротко и ясно объективную реальность, имеют место тридцать три, в которых смысла-то не больше, чем в тех трех, а между тем эти заумные слова [вдох] хитросплетениями прустовского слога, омар-хайямовской арабской вязью, неспешно отрываясь от экрана ноутбука и извиваясь как змея, пытаются опутать мое горло, где и без них лютует грипп, и не хватает только одного – толстовской дребедени многословной, что слиться норовит в один поток сознания с надрывной достоевщиной, занозой впившейся в мой нездоровый мозг и пагубно влияющей, по мнению друзей, на подсознание, невольно заставляя долго вглядываться в бездну, которая, должно быть, вскоре обратит свое внимание на меня...– и это не кошмар?
Подсознательное
Как и в чеховском человеке в ней прекрасно было всё: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Впрочем, достоинствами коровы Эдуарда Успенского она тоже обладала в полной мере: копыта очень стройные и добрая душа! При виде такой нечеловеческой красоты мое правое полушарие, с детства склонное к безудержному романтизму, в полный голос заявляло: такая корова нужна самому! Рациональное и весьма циничное левое, даже не переходя на крик, спокойно парировало: корова эта и так твоя, во всяком случае, до вечера; а потом, если захочешь, твоей может остаться на всю жизнь; но зачем тебе, ковбой, две коровы? ты, когда ранчо строил, разве не понял, что корова – животное священное, и существует лишь в единственном экземпляре, а те, что стаями снуют вокруг тебя – так это сучки, которые к корове не имеют никакого отношения.
P.S. Сегодня, 22 ноября, исполняется 33 года со дня нашей свадьбы.
Его чувства походили на широкую равнинную реку, что течет неспешно, без суеты. Они были довольно предсказуемы, в отличие от ее вечно меняющегося настроения. Ее эмоции напоминали плазму, которая может существовать только здесь и сейчас, удерживаемая мощным магнитным полем. Его полем. Но стоило ему ослабить хватку, как плазма тут же перетекала к другому полю. А без поддержки она и вовсе не могла существовать, мгновенно распадаясь на элементарные частицы. И все-таки, в отличие от частиц, ее плазменные (или пламенные?) чувства обладали какой-то внутренней памятью, и когда сила очередного магнитного поля слабела, она вспоминала, что где-то есть он... В одну реку нельзя войти дважды, но река его чувств принимала ее всякий раз пусть обновленная, но все-таки своя, знакомая и... чуть ли не домашняя. С ним было легко: не надо притворяться, соответствовать. Ей даже иногда казалось, что рядом не чужой мужчина, а ее собственный муж. И все-таки комфорт, в первую очередь душевный, не ее стихия. Она должна была пылать, воспламеняя все вокруг, и оставляя пепелище в душах тех, кто не способен удержать ее в руках...