Л.Радзиховский ― ...Кстати сказать, немного съехав, если позволите, с большака нашей передачи, я хотел бы сказать, что Россия сейчас действительно очень интересная страна для социолога, для психолога социального: полное двоемыслие, «Большой брат», «пятиминутки ненависти», «речи кряки» — весь Оруэлл в чистом виде. Казалось бы, ну что тут интересного? Ну поставили Оруэлла. Большая постановка Оруэлла с сотней миллионов участников. Но ведь это не Оруэлл. Это колоссально видоизменный Оруэлл. У Оруэлла закрытая страна. Россия – открытая страна. У Оруэлла террор – в России нет никакого террора. У Оруэлла единственная точка зрения, а остальные все являются преступлением – вот, пожалуйста, сижу на «Эхе Москвы» и не я один: бла-бла-бла, — и никто слова не говорит поперек. Наконец, главное, может быть: у Оруэлла страшно запрещено все, регламентирована вся жизнь: трахаться запрещено, ходить так запрещено, ходить сяк запрещено. В России разрешено все, абсолютно все. В частной жизни, в частной, личной жизни граждане России гораздо менее регламентированы и гораздо менее скованны, чем жители той же самой Европы, Америки.

О.Чиж ― Там просто некоторые такие вещи, которые, когда попадают в медийное поле, выясняется, что с точки зрения «общественной морали», в кавычках — этого нельзя. То есть все равно это подвергается некому осуждению.

Л.Радзиховский ― С той только разницей, что у нас общественной морали нет, а у них она есть. У нас общества нет – это набор атомов, абсолютно атомизированное общество, которое интегрируется только в «пятиминутках ненависти» по телевизору. А у них есть тысяча капилляров, сосудов, молекул, которые объединяют какие-то такие общества, сякие общества. Все расписано: это корректно, это не корректно, это можно, это нельзя. Громко дверью хлопать после 9 вечера нельзя, женщине подавать пальто нельзя, назвать араба арабом нельзя, назвать негра негром нельзя, ну и так далее – огромное количество табу в частной жизни. У нас в частной жизни вообще никаких табу практически нет. Но при этом общество гораздо, на порядок просто жестче управляемое, чем Запад, что полностью противоречит как раз Оруэллу. То есть это я к тому говорю, что реальная жизнь, она гораздо богаче даже самых великих, самых гениальных романов. Мы такой постмодернистский Оруэлл, пост-Оруэлл. В общем, это отдельная тема, о которой можно много говорить.

О.Чиж ― Но выглядит, как такой добровольный авторитаризм немножко, по крайней мере, та картина, которую вы нарисовали.

Л.Радзиховский ― Это соединение классических приемов тоталитарного строя, не авторитарного, а именно тоталитарного, потому что «пятиминутки ненависти» и «Большой брат» — это тоталитарное общество. Это соединение классических приемов тоталитарного общества, совершенно открытых приемов западной коммерческой рекламы и промывание мозгов в коммерческой рекламе и полной анархии, полной свободы на уровне частной жизни. Вот такая «неведома зверушка», которая, как выяснилось, жизнеспособна, хотя и абсолютно творчески бесплодна, творчески мертва, вообще ничего из себя не производит ни в одной сфере жизни, но удивительно при этом жизнеспособна и может жить долго и счастливо.